Проректор Якутской духовной семинарии об экваторе, сиянии жизни и дороге к счастью

У Романа Павловича прямой изучающий взгляд опытного психолога. Казалось бы, лишь одним взглядом охватил, а уже словно все о тебе знает. Жизнь не однажды испытывала его на крепость духа, но легкости в общении, оптимизма и чувства юмора он сохранил в избытке. Человек живого ума и глубокой веры, Роман Ткачев щедро делится радостью с окружающими.

 

- Пожалуй, начнем с самого начала?

- Родился я в Воронежской области, в селе Старая Меловая Петропаловского района. До революции у нас в селе было пять храмов. После 1937 года, когда был расстрелян священник нашего села, осталось два храма: в одном стали хранить зерно, а в другом – мясные изделия. Потому крестили меня в соседнем Воробьевском районе, в селе Старотолучеево, в храме в честь Казанской иконы Божией Матери. Воспитываться пришлось вне церковной жизни, и все же мне очень повезло, что мой прадедушка по материнской линии Макаренко Петр был верующим человеком. Помню, он перед едой всегда молился, и даже в такой оторванности от церкви вырастил своих детей в страхе Божьем. Его сын, мой дедушка Митрофан – человек, который вместе со свой супругой бабушкой Татьяной прививали нам, своим внукам страх перед Богом. По отцовской линии бабушка Мария, учила даже какой-то молитве.  Благодаря этим светлым людям я и уяснил, что есть грех и что его делать нельзя потому, что Бог накажет. Со временем я стал понимать, что нецерковная вера смешана с суевериями. Но основа – понятие греха – была во мне заложена с детства. Помню, в школе надо мной смеялись за веру в Бога, даже произносимое мною слово «грех» высмеивалось.

- Как далее складывались отношения с окружающим миром?

- Как у всех, начался переходный возраст, но вера, она если есть, то остается с тобою всегда. Правда, когда говорят, да мы вот в душе верим, но в церковь не ходим – все знают, о чем идет речь – это не церковная вера, а вера, которая мало изменяет твою жизнь, потому что к Богу устремления не дает. А когда человек действительно стремится к Богу, он ищет средства. И находит их в Церкви, иначе просто быть не может. Так происходило и со мною. Когда я учился в девятом классе, наша семья переехала в Воронеж. Это был очень тяжелый период жизни – мы десять лет строились, жили в небольшом сарае, вообще без всяких условий. Весь небольшой доход семьи уходил на строительство. Потому ни еды, ни одежды хорошей мы не видели. Далее - первый курс колледжа по специальности «Строительство путей и путевое хозяйство» и первое прикосновение к храму в паломнической поездке. Тогда это была просто экскурсия: всю группу повезли в Задонск, к мощам святителя Тихона Задонского. И вот тогда мною осознанно была произнесена молитва, крик о помощи, которая как-то по особому мне запомнилась.

- О чем она была, если не секрет?

- Это было некой отправной точкой – на первый шаг к Церкви не повлияли чудеса или внешние авторитеты какие-то, а осознание того, что во мне есть некий грех, которого я не хочу иметь, но ничего не могу с этим поделать. И если в сердце и был заложен тот, дедовский, свод нравственных законов, то не было момента покаяния как изменения. На месте, где когда-то стояла келья  святитель Тихона Задонского, я просил о помощи и чтобы Бог убрал эту тягу ко греху. Только через несколько лет, в Академии, наш преподаватель по догматическому богословию объяснял, что вера начинается тогда, когда человек видит – в нем  есть что-то, чего быть не должно. Он ищет помощи везде, но находит ее, только обратившись ко Христу. Потому что вымысел не может помочь, какая-то иллюзия не приносит радости. Я скажу так: вера - это момент личного общения с Богом. Это было началом.

- А еще бывает, когда встретишь человека, который словно направляет тебя к верному пути. Как правило, это как бы встречи «случайные» – у меня так было.

- Встретился и мне такой человек, который искренне любил других людей. Я учился и  работал – то кондуктором, то на стройке. И как раз там, на стройке, увидел человека, у которого все было так. То есть во мне было что-то такое, чего быть не должно, а в нем этого не было, понимаете? Он ко всем относился по-доброму. Звать его Михаил Чеботарь. Крестник моего двоюродного брата. Михаил как человек воцерковленный  стал тем источником, из которого я начал жадно пить. Он рассказывал мне о вере, о Боге, и я под влиянием его, как личности, думал, да, вот так надо жить, это правильное отношение к людям – братское, дружеское. Владыка Антоний Сурожский  говорил о таких людях, как об отражающих в себе «сияние вечной жизни». Они пробуждают желание узнавать о Боге все больше и больше. И вот настал момент, когда я впервые решил исповедаться. Это было на Пасху. Множество народа. Первая исповедь была сумбурной, поисповедовавшись, я причастился. И та греховная страсть, которая меня очень угнетала, перестала меня мучить, ослабла и исчезла. Это было чудом.

- А как вы попали в семинарию?

- Воцерковлялся, помогал в алтаре. Как все в те годы, и я - жертва пропаганды, чего только не думал о семинарии, только не то, что в семинарии затем нашел. Я ровным счетом ничего об этом не знал. Закончил свой жэдэ колледж, прошел практику, продолжал работать, помогал отцу строить дом и алтарничал. Священник объяснял, что мне нужно учиться дальше, и по окончанию колледжа благословил поступать в Воронежскую семинарию.

- Что для вас есть семинария?

- Это-то место, где произошло мое внутреннее изменение.  Если во времена колледжа происходила грубая очистка (внешняя), то в семинарии произошло выравнивание… Я приобрел новых друзей, наставники были замечательные, формировалось христианское мировоззрение – оно ведь связанное с Богом, а потому живое. Чем больше решимости жить по воле Божией, тем более изменяется человек – и внешне, и внутренне. Семинария – период такого перелома.

- Вот с этого места подробнее, пожалуйста.

- Это все еще был период неофитства - я нарисовал такую розовую картинку, которую в семинарии мне попросту отодрали, при чем чуть ли не с глазами вместе. Помнится, про себя я даже назвал семинарию духовным вытрезвителем, потому что попал я туда в неком духовном опьянении. На самом деле семинария веру закаляет, а не отбирает, как некоторые люди ошибочно считают. Это как любовь на расстоянии – если она маленькая и слабенькая, искусственная, она рухнет. Если она настоящая, то окрепнет.

- Вы закончили Московскую Духовную академию.

- И здесь все так промыслительно вышло: ректор Воронежской семинарии, игумен Иннокентий (Никифоров) принимал экзамены по истории Русской Церкви. И что-то я там подзабыл, а он спрашивает, а такую-то книгу ты читал? Я честно признаюсь: «Нет, не читал, я больше патристику люблю». «Патристику?» - переспросил он. Когда я ответил на вопрос отца ректора о том, какой спор возник между святителем Феофаном Затворником и святителем Игнатием Брянчаниновым, он благословил меня на поступление в Академию, где магистерскую работу я написал по творениям святителя Феофана Затворника.

 - Вы замечательный такой путь описываете, но есть много людей – высоконравственных, морально устойчивых и законопослушных, которые вполне обходятся и без покаяния. Это же не сложно – не воровать, не убивать и так далее, и чувствовать себя вполне комфортно.  

- Хорошо, прекрасно, только это Ветхий Завет. Акцент же в церковной жизни делается на внутреннего человека -  христианство погружает человека внутрь сердца – что же там за движение, что за стремления.  И находит и страсти, и действие греха, и духовные болезни, и излечивает их. Разница-то, заметьте, колоссальная. Очень часто человек несчастен потому, что живет без Бога, сам выбирая такой путь. Поверьте, исцеление внутреннего человека происходит только в Церкви. К тому же человек ведь не отдельно живет – вот в Церкви я такой, а дома – другой. Вера меняет жизнь человека полностью и бесповоротно.

- Окей, зайдем с другой стороны: допустим, я погрузилась внутрь сердца, вот я справилась с одной страстью, взялась за вторую, третью, всех простила, ни на кого не обижаюсь, борюсь с плохими привычками, с грехами. Я могу. Зачем мне Церковь?

- Святые отцы говорят, мы можем бороться с любым грехом, но побеждать и исцелять – это дело Божье. Господь и пришел спасти от греха, от рабства греху. Если бы человек сам мог, вернуться в то состояние, в котором были прародители, то Бог и не пришел бы на землю… Дело не в том, что я обижаюсь или нет, а в том, что грех человека разлучил с Богом. Греховные страсти стали, как бы частью человеческой природы и пока они царствует как господа, там Бога нет и быть не может.  Церковь это больница, где Бог вместе с человеком врачует души людей, помогает им прийти в такое состояние, чтобы они могли быть с Ним…

В церкви есть такое внутреннее движение, которое может казаться нелогичным – преподобный Петр Дамаскин говорит: «Человек, который стоит на пути спасения, видит свои грехи как песок морской». Чем ближе ты ко Христу приближаешься, чем ближе к тебе Свет, тем ярче ты видишь свои грехи. Святые, идущие к Свету, плакали день и ночь. И плакали не как мы плачем, когда беда случилась, мы чувствуем напряжение, уныние, обиду и так далее, а плакали с покаянием, растворенным с радостью. Вторая заповедь «Блаженны плачущие…». Плач, покаяние, сокрушение о грехах Господь всегда утешит, потому в христианине живут два чувства сразу: с одной стороны, покаяние и смирение, с другой стороны, радость о Боге. Вот тогда-то Господь начинает делать Свое присутствие явным для сердца и дает радость утешения. Более трехсот раз мы находим в книгах Нового Завета, призыв: «Радуйтесь!».

- Вы всегда радуетесь?

- Стараюсь. Такой пример: первый курс был очень для меня сложным – приходилось совмещать учебу, послушание, работу. А еще я жил дома, оттуда до семинарии добираться было далековато. Некоторые сокурсники даже завидовали мне – все же, пока едешь из дома и обратно, момент свободы есть. Да, в семинарии примерно как в семейной жизни. Там ведь как - люди поженились, и их свобода сразу ограничена. А я не привык! Оттуда и начинаются разлады. Но я отвлекся. Гением в учебе я никогда не был. К тому же там, где я родился, был местный диалект, называемый суржиком, поэтому у меня всегда были напряженные отношения с языками. Учить, учить и учить. Сплошная зубрежка. Несколько лет усталости. Пять лет столь напряженной жизни Господь предлагал, подумай, в какую сторону пойдешь, готов ли, достаточно ли сил и знаний. Но какие (говорит нараспев, по слогам, с восхищением! – прим. авт.) там были преподаватели замечательные! Все, что они рассказывали, было удивительным, каждый день и обязательно новое открытие для меня. Люди, изменившие мою внутреннюю жизнь, никогда не талдычили – делай так-то и так-то, или это можно, а вот это не можно – они просто сами жили по-христиански. Они вдохновляли нас, учили любить Священные Писания, святых отцов. Лекции были интереснейшие! Церковнославянский мне никак не давался, и я подходил и честно сознавался преподавателю: «Простите, я списал». А сейчас чаще всего вспоминаются именно тех кто «гонял» чаще, потому что им было не все равно, с каким багажом знаний мы выпустимся. Самые радостные воспоминания связаны с семинарией, а самые счастливые – с академией.

 - Вы часто сравниваете путь к Богу с дорогой к счастью. Я правильно понимаю?

- Совершенно верно. Мне выпала честь поздравить от имени Якутской семинарии владыку Романа. В храме были люди, пришедшие на службу, и я немного и для них говорил. Говорил о счастье. То, что настоящее счастье возможно вне материального достатка. Конечно, еда, одежда имеют значение, поскольку мы в этом мире живем, но те заповеди блаженства, которые дает нам Господь, это сверхсчастье и полнота жизни, не зависят  от материального. Все, что нужно для этого – это присутствие Божье внутри человека, радость, праведность и мир в Духе Святом. Его ни с чем не перепутаешь. Его можно потерять только по причине греха. Оно не зависит от того, где ты живешь и сколько градусов за окном. Счастье возможно только в Боге, только во Христе, а вся наша жизнь – это способ, которым мы к Богу либо приближаемся, либо от Него отдаляемся.

- Как вы попали сюда?

- В Академии перед распределением на места все разъехались на недолгие каникулы по домам, а я остался подработать. Вопрос, поеду ли я в Якутию, задал мне ректор Академии архиепископ Верейский Евгений. И почему-то я ответил согласием, хотя ни малейшего представления об этом регионе не имел. Да что там, потом и на карте-то Якутск с трудом разыскал, а сейчас уже «экватор» пересек. Экватор? Половина командировки, распределяют выпускников на три года.

- Вы можете сравнить или как Вы находите Воронежскую семинарию и Якутскую?

- Однозначно здесь легче учиться. Условия, пусть меня простит родная семинария, мне еще туда возвращаться, потому вырежьте, пожалуйста, - смеется, - здесь владыкой Романом и ректором семинарии игуменом Андреем созданы очень тепличные условия: минимум послушаний, отличные условия жизни, очень хорошее питание. Единственное требование  – учиться. Бороться нужно лишь с собственным нежеланием, а возможности учиться предоставлены исключительные. У нас в академии в ходу была такая шутка:

- А это кто?

- Священник.

- А какой он?

- Верующий.

Совсем недавно меня эта мысль посетила. Была общая молитва, и я действительно сравнивал и думал, глядя на ребят: «Ну, не отличник, ну и что, но на исповедь-то я к тебе пойду». Понимаете, это вопрос доверия. Этим ребятам можно доверять…

- А семинаристы на жизнь не жалуются? Или бывает?

- Вы знаете, это бывает в любой семинарии. И это нормально, потому что если и есть человек, который ни разу уходить не собирался, то он ненормальный,  - хохочет, - а если серьезно, при поступлении старшие братья нас предупреждали: «Не настраиваетесь на то, что выдержите все пять лет. Настраивайтесь так, что один год вы учитесь, а потом на заочку переводитесь». В моменты, когда руки опускались, это срабатывало. И так все пять лет. Во-вторых, человеку какие условия не создай, он все равно добудет, на что пожаловаться. Помните, как у Высоцкого: «Все не так, ребята, даже в церкви все не так, все не так, ребята». Это внутреннее состояние на самом деле. Если  все так плохо, оно и будет плохо. А нужно благодарить Господа за все. Вера – удел благодарных. Да, мы постоянно поднимаем для ребят планку - не для того, чтобы поиздеваться, а для их пользы, для их же блага, чтобы был рост. Если он собирается стать священником, без этого никак - этот материал жизненно для него необходим! Ведь существуют каноны: человека, прежде чем рукоположить во священника, испытывают. Это некий искус. Также и в монашестве – сначала послушником, иноком, способен – не способен выдержать.

- А семинарист должен решить – в белое (женатое священство) или черное (монашество) духовенство ему податься.

- Здесь свобода выбора только за самим семинаристом.

- У вас, как у медиков. Сколько лет Вы учились?

- Колледж, семинария, академия – в общей сложности одиннадцать лет. Сейчас по новой системе обучения – добавили магистратуру, аспирантуру. А мне 28 лет. Куда еще-то? Доучился, и помирать пора.

- Рановато. Вы не женились еще.

- Я не женат. У меня есть родной для моего сердца человек, с которым хочется вместе состариться и пойти на поклон к Богу в иной жизни…

- А сколько Вам еще сеять разумного, доброго, вечного!

- Сеять приходится много. Когда в первый раз в отпуск домой, в родную семинарию, приехал, пригласили меня в трапезную. А я там еще студентом себя чувствую, ведь все мои преподаватели сидят. И вот меня спрашивают, что я веду. Я говорю,  Историю христианской письменности, Историю западного христианства, Патристику, Нравственное богословие, Священное Писание Нового Завета. Они в один голос: «Это что, все ты один ведешь?». Ну, просто у меня предметы такие, да.

- Зато плоды какие! Не пожалеете!

- Каждый день спрашиваю себя, жалею или нет, - смеется, - все зависит опять же от духовного состояния. Когда нормальное, слава Богу за все! Когда ненормальное, бывают мысли, что я здесь делаю, как меня сюда занесло, Господи, где я так нагрешил? Шучу, конечно. Якутия меня очень изменила – это удивительный опыт.  Промыслом Божьим все хорошо, светло и радостно, чего всем искренне желаю.

 

Беседовала Яна Никулина