Приют для обожженных сердец

– Приходят к нам новенькие воспитатели, и по привычке стараются одеться на работу понаряднее. А потом смотришь: тут пятно, там пятно... От мокрых носов или глаз. Потому что первым делом каждый малыш старается к тебе на колени вскарабкаться и к груди прижаться. Ведь дома – ни поцелуев, ни объятий. А у некоторых и дома нет...

Мокрые «ордена»

...Про своих детей руководитель социального реабилитационного центра Олекминского района Татьяна Емельянова может говорить часами. И не только оттого, что этих детей за 15 лет ее директорства через приют, а значит, ее собственную жизнь (то и другое уже давно переплелось так, что уже давно не разобрать, где заканчивается одно и начинается другое) прошли тысячи.

Дело в том, что практически с каждым она проживает примерно то же, что обычная мать в обычной семье: ругает, ободряет, усаживает за уроки, вытаскивает из плохих кампаний, выводит чесотку и вшей, старается повкусней накормить... Гордится, когда, вырастая, они приходят к ней показать уже собственных детей: вот, мол, Татьяна Валерьевна! Не пропали ваши труды...

Она говорит о них бесконечно, потому что любит их – всех без разбору: агрессивных, шкодливых, сопливых... И в каждом видит ангела.

Про мокрые отметины на воспитательских платьях она как-то рассказала епископу Якутскому Роману. Тот пошутил: «Это не отметины. Ордена!»

Шутка оказалась со смыслом. Потому что к Снежным королевам дети на колени не карабкаются. Они бегут к тому, с кем тепло.

 

Запах 90-х

...Сегодня детский приют Олекминска гостям демонстрируют в качестве местной достопримечательности. Здесь есть чем гордиться и что показать. Если бы гости знали, с чего Емельяновой пришлось начинать в 1998 году!

Кстати, принять его под «крыло» ее уговаривали несколько лет. До нее за 4 года там сменилось 4 директора. Она упорно отказывалась: считала, не справится тоже. А в 1998-м на рынке случайно столкнулась с ребятишками, которые ели с помойки…

– И тут же сказала «да!» – вспоминает она.

На десятый день ее работы в приют привезли сразу троих: о двух сыновьях и дочке напрочь забыла загулявшая мать. Две недели Татьяна Валерьевна пробыла с ними безвылазно, представляя в одном лице директора, воспитателя, няню, психолога, социального работника и т.д., потому что из всех сотрудников в штате были лишь двое – она да кочегар. «Ну, и работу ты себе нашла!» – разводили руками домочадцы, привозя в приют котлеты и суп…

90-е годы навсегда врежутся ей в память не только тотальным дефицитом, но и тем, от чего страна к тому времени отвыкла давно – детской беспризорностью. Голодные, раздетые, вшивые, – вот какими привозили к ней детей. А еще 90-е стойко ассоциируются у нее с тех пор с запахом серной мази – ею она выводила беспризорникам чесотку.

– Серной мазью от меня за версту несло, – смеется она. – Никакие духи не помогали...

 

Семья под «колпаком»

...У нее часто спрашивают: а что и сегодня детей в приют везут? Мол, времена-то другие. Она отвечают: везут! Во-первых, до всеобщего счастья в нашей стране еще далеко. А во-вторых, родителей-дураков хватает во всякие времена.

– Впрочем, разница есть. Если в 90-е малыши были элементарно голодны, то сейчас другая беда – они социально запущенны. К нам поступают дети, которые не умеют говорить. Очень агрессивны – в свои 4-5 лет. 80% деток из неполных семей. Мамам ими заниматься некогда: что хотят, то и вытворяют...

Кого-то привозят в приют по направлению опеки, Управления социальной защиты района, комиссии по делам несовершеннолетних. Кого-то доставляет полиция. А кто-то дорогу находит сам – спасается от домашнего террора или алкоголизма родителей.

– Раньше в таких случаях, как правило, сразу лишали родительских прав. Сейчас политика иная – любыми способами сохранить ребенка для семьи, а семью для ребенка. Ну, а мы с педагогами на это настроены были изначально, – рассказывает Татьяна Валерьевна. – В 2000 году сделали «дерево цели» – дабы определить, ради чего, собственно, работаем. Выяснилось, главную цель все понимают одинаково: вернуть ребенка в семью. Как только к нам поступает ребенок, сразу же начинаем патронаж семьи. И работаем с ней, пока все не нормализуется...

Ради этого они в буквальном смысле готовы на все. Запила мать? Предлагают бесплатно пролечиться: из средств районного бюджета на это ежегодно выделяют 20 тысяч рублей. Семья на грани развала по причине хронического безденежья? Помогают работу найти...

– Некоторым просто дров не на что купить. Кажется, какой пустяк – дрова! А ты попробуй, найди выход. Соцзащита материальную помощь этой семье уже выделяла, дважды не положено. А машина дров – 10 тысяч. И безработная мама одна с тремя детьми. А решать проблему надо. Потому что, оказавшись в приюте, дети от мамы отвыкнут быстро. Вот и начинаем спонсоров искать. А параллельно мать уговаривать: выходи на работу! Она руками разводит: а детей куда? Говорю: давай, устроим всех в детский сад. И их, и тебя – нянечкой...

Наученные опытом, сотрудники приюта даже социальную группу в детском саду «Золотой ключик» организовали – круглосуточную. И через РОНО определили туда 11 малышей: в понедельник сами отвозят, а в пятницу забирают и передают родителям. Зачем? Чтобы те могли работать.

Семью Настеньки, к примеру, вытащили из землянки. Причем мама, бабушка и трое детей категорически отказывались ее покидать. «Люди они не пьющие. Просто оказались в сложной ситуации, – рассказывает Т.Емельянова. – Мы подыскали им квартиру, где они живут уже 10 лет. А Настенька до сих пор по привычке приходит к нам в дневной стационар».

Эта самая Настенька, кстати, однажды бросила фразу, благодаря Интернету облетевшую затем полмира.

– Далеко ли рай от Олекминска? – спросила она епископа Романа, заглянувшего в один из своих приездов в приют.

– Близко, – ответил он ей.

... Эти 15 лет убеждали Емельянову не раз: насколько бы хорош приют не был, семью ребенку не заменит ничто.

– Из тех детей, кто все-таки прошел детдом, работает один. Остальные кто в тюрьмах, кто еще где. А вот те, чьи семьи нам все-таки удалось сохранить, пусть даже при родителях-алкоголиках, в жизни устроены. Это о чем говорит? – спрашивает Татьяна Валерьевна. И сама же отвечает: – Даже плохая семья лучше хорошего приюта. Да, детки нервничают, когда мамки-папки запивают, и хорошо, что ВРЕМЕННО могут укрыться здесь. А потом, смотришь, дите яблоко в карман прячет. Маме!..

Однажды они с коллегами подсчитали, сколько семей им удалось реабилитировать. Оказалось, 80%! Правда, некоторых от пьянства приходилось лечить по 3-4 раза. Зато лишь дважды они инициировали лишение родительских прав.

– Я часто интересуюсь у ребят: «Как вам у нас?», – говорит она. – Однажды при епископе Романе спросила: «Где лучше – в приюте или дома?» Они закричали: «В прию-ю-те!» Я скоренько исправилась: «А должно быть дома хорошо!»

 

Любовью тигров учат

Иногда новенькие воспитатели прибегают к ней с глазами в пол-лица: «Татьяна Валерьевна, он меня на три буквы послал!..»

– Я в таких случаях всегда говорю: «Погладь его по голове. И пошепчи на ушко: это плохое слово, не говори его». И так – каждый день. Если будешь так делать раз по 100 на дню, он поймет...

Профессиональный педагог, она абсолютно уверена: самый эффективный педагогический прием – любовь. Не шлепки – к ним привыкают. Не угрозы – на них отвечают тем же.

– Ведь любовью учат даже тигров, – объясняет она. – Поэтому я всегда своим говорю: заливайте ребенка любовью! Пожар детской агрессии мы тушим только так. Потому что шлепков им и в своей семье хватает – этот метод на них уже не действует. Агрессию они вынесли из семьи, а любви там не видели…

 

Самая долгая ночь

...Я даже спрашивать не хотела у нее, был ли в жизни ее приюта день, о котором она не забудет никогда. Потому что если на протяжении 15 лет человек 24 часа в сутки отвечает за десятки судеб, можно предположить, что каждый день у нее – именно таков.

Она неожиданно кивнула: был! Только не день, а ночь.

– Была у нас Аленка, от которой к тому времени отказались все: школа, опекуны... Выпивала, характер взрывной. И вот однажды она выдала очередную истерику, да такую, что никто с ней справиться не мог. Всю ночь продержала меня в приюте, и всю ночь угрожала: то выбросит в окно телевизор, то вены порежет...

Я в душе, конечно, боялась, что она резанет себе по рукам, потому что у таких детей очень сильно суицидальное, демонстративное начало: вот, мол, смотри, я это и правда могу сделать. И понимала, что спорить нельзя. Надо разговаривать и соглашаться.

Она мне кричит: «Сейчас выкину телевизор!» Я отвечаю: выкидывай. Куплю за свой счет новый, потому что это казенное имущество. Она мне: руки порежу! А я ей: я так крепко тебя обниму, что не успеешь... В такие моменты нельзя поперек говорить. Я интуитивно чувствовала: если выдам ответную агрессию, все закончится плохо.

Вот так прошла эта ночь. А потом мы отправили ее в Якутский республиканский наркологический диспансер – на консультацию: Аленка еще и выпивала. Она вообще, все делала запойно: и пиво пробовать, и книги читать... А сама переживала – все время звонила в Якутск и разговаривала с лечащим врачом. И вот в один прекрасный день нарколог звонит мне сама: «Знаете, Татьяна Валерьевна, Аленка не алкоголик, а просто дура. Ведь она тут все время только книжки читает...»

В итоге она вернулась опять к нам. И как-то все пошло на лад! А сейчас у нее уже двое деток, уже сама мама. И когда встречаемся на улице, она обязательно обнимет меня...

 

Дорогу к Храму проторили дети

...Про владыку Романа я упомянула не зря – он в приюте гость не случайный. Как, впрочем, и местный священник, настоятель Спасского храма Олекминска, отец Андрей Уразов.

Последний, кстати, сам педагог. Так что с Татьяной Емельяновой они не просто коллеги – единомышленники. И посему в центр священник заглядывает не только на праздники подарки вручить – живет делами приюта!

– Без церкви нам этих маленьких агрессивных ежат не поднять, – уверена Татьяна Валерьевна. – Ведь душу надо лечить и укреплять, а дисциплинирует наших деток часто именно храм.

Особенно помогает это в работе с теми, кто склонен к суицидам. Или, агрессии, например.

– У меня в приюте хороший психолог. Она сделает диагностику, выявит проблему. Мы проводим специальные коррекционные упражнения, но помогают они не всем, – объясняет она. – А когда мы идем с детьми на экскурсию в храм, то отец Андрей Уразов, помимо прочего, обязательно скажет им о том, что самая главная ценность, данная человеку Богом, – это жизнь. Это самое дорогое, а вовсе не мобильный телефон... Так ненавязчиво, исподволь мы стараемся увести ребят от ненужных мыслей.

Кстати, дорогу к Храму первыми проторили сами дети – смышленые постояльцы приюта голодных 90-ых годов.

– Сначала они повадились ходить в церковь из-за бесплатных обедов. Причем умудрялись поесть везде. В Олекминске тогда был молебный дом евангелистов, так они сначала шли туда, потом перемещались в трапезную православного храма и еще успевали на обед в приют, – смеется Татьяна Валерьевна.

Ну, а когда все «наелись» – в буквальном и переносном смысле, жизнь все расставила по своим местам.

– Первых 18 воспитанников мы покрестили еще при владыке Германе, – вспоминает Т.Емельянова. – Потом был большой перерыв. А когда при помощи попечителя нашего центра, депутата Госсобрания (Ил Тумэн) РС(Я) Матвея Евсеева в Олекминске был построен новый храм, мы с детьми стали ходить туда часто.

Причем, говорит Татьяна Емельянова, никто никого не заставляет. Дети сами предлагают: а давайте сегодня в церковь! И тогда водитель центра Сергей Валерьянович Корчагин, обожаемый ребятней и уважаемый за безотказность взрослыми, усаживает всех в машину и берет курс на Спасский собор.

Кстати, самый важный выбор дети здесь делают тоже сами.

– В последний приезд владыка Роман посетил наш центр, побеседовал с детьми, крестики подарил, детки ему вопросы задавали, – рассказывала Т.Емельянова. – А через неделю 12-летний Айал вдруг в церковь позвонил. Сам. И спросил: «Когда можно креститься?»

 

Круг замкнулся

...Рассказывая о своем центре, Татьяна Емельянова очень редко произносит «я» и почти всегда – «мы». Отчего ясно: за спиной у нее надежный тыл.

– Коллектив у нас и впрямь подобрался особый: 5 социальных педагогов, 3 воспитателя, 6 специалистов по соцработе. Сейчас от педагогов требуют высшее образование, чтобы все соответствовало госстандартам. Принимала я по стандартам: высшее образование, диплом и т.д. Но, оказалось, даже с дипломами не все могут работать с нашими детьми! А вот когда, например, наш водитель Сергей Валерьянович Корчагин по городу едет, то ему ребятня машет со всех сторон: обожают они его. Точно такое же отношение и к его жене Татьяне Викторовне, которая со мной работает с 2000 года. Это семья, данная приюту Богом.

А однажды пришел к нам Андрей Романович. После школы, без образования, зато спортсмен. Я знаю его маму –- замечательного педагога. Смотрю, у самого добрые глаза. Взяла воспитателем. И дети его так полюбили! Он зайдет – они гроздьями на нем виснут. Ведь отцов у многих нет...

...О себе Татьяна Валерьевна говорит очень мало. А если и начнет, то больше винит: за то, что кого-то не доглядела, к кому-то не успела. Кого-то не сберегла...

И умолчит о тысячах больных, сопливых, ожесточенных мальчиках и девочках, которым выводила вшей и чесотку, прятала от пьяниц- родителей, вытаскивала из петли, бинтовала порезанные запястья, откармливала и согревала...

И уж, наверняка, никогда не придет ей в голову мысль о том, что ее педагогический подвиг – готовое учебное пособие для начинающих учителей. А личный пример – подсказка для тех, кто все мучается вопросом: делать жизнь с кого? И зачем?..

...Она иногда удивляется тому, как долго шла к делу, которое, по сути, оказалось главным в ее жизни. Потому что сегодня абсолютно уверена: ничего случайного в жизни нет.

– Знаете, бывая в Якутске, я всегда захожу в Никольский храм. Его построил мой предок по папиной линии – знаменитый купец Иван Яковлевич Шилов. Уже в конце жизни он написал духовное завещание, изрядно пожертвовав детскому приюту Якутска. Прошло 200 с лишним лет. И вот теперь я, его далекая прапраправнучка, никогда в жизни не думавшая о том, что когда-то буду работать в каком-то приюте, вдруг оказалась здесь. Получается, круг замкнулся?..

 

Елена ВОРОБЬЕВА